Недавно, копошась на просторах интернета, я случайно наткнулся на упоминание о русско-византийской войне 1116-1123 гг. Прикинув даты, я понял, что война эта происходила в период киевского княжения Владимира Мономаха и мне стало интересно из-за чего вдруг разгорелся этот конфликт, как развивался и чем закончился. Как всегда, любопытство привело к интересным лично для меня открытиям, которыми мне захотелось поделиться.
Первая дата, с которой хотелось бы начать повествование – 11 июня 1042 г. В этот день византийский вельможа Константин из семьи Мономахов женился на своей давней любовнице – императрице Зое, последней представительнице Македонской династии на императорском троне Византийской империи. В полном соответствии с законами этой самой империи Константин Мономах после венчания был провозглашен и коронован византийским императором Константином IX. Подчеркну – это важно для понимания дальнейших событий – восхождение на византийский престол Константина Мономаха было абсолютно законным и его право носить императорскую корону никем не оспаривалось.
Через год, в 1043 г. начинается очередная русско-византийская война, которая для русских складывается крайне неудачно. В 1046 г. Константин Мономах и Великий князь Киевский Ярослав Мудрый заключают мир. Нас это событие интересует в том плане, что одним из условий мира было заключение брака между дочерью Константина Мономаха и сыном Ярослава шестнадцатилетним Всеволодом.
О невесте Всеволода мы знаем до крайности мало, нам неизвестна ни дата её рождения, ни даже её имя. Известно только, что императрица Зоя была любовницей Константина Мономаха с 1028 по 1032 год (при византийском дворе это считалось, видимо, нормальным положением вещей – иметь официального любовника при живом муже), видимо в этот период и родилась их общая дочь, позже узаконенная отцом, уже ставшим императором. В любом случае девочка была порфирородной.
По поводу её имени существуют три версии: Анна, Мария и Анастасия.
Первая версия основывается на легенде о появлении в Смоленске иконы Одигитрии, якобы принесенной туда дочерью Константина Мономаха Анной. Легенда смутная и противоречивая, так как в разных вариантах в ней фигурирует то дочь Мономаха, то жена Владимира Красное Солнышко, которую, как известно, тоже звали Анна, делать на её основании какие-то выводы, думается, не стоит.
Вторая версия, которой придерживался, например, такой авторитетный исследователь, как В.Л. Янин, имеет также шаткое, но уже, хотя бы, в достаточной степени научное обоснование. Имеются в виду две вислые свинцовые печати, принадлежавшие некой Марии, надпись на которой можно прочитать и как «Мария монахиня», и как «Мария Мономахиня», а изображение на печатях святого Андрея, может указывать на Всеволода Ярославича, носившего христианское имя Андрей. В переводе на современный русский язык, надпись на печати может быть, таким образом, прочитана как «Мария Мономахиня, архонтесса, жена Андрея». Эта версия подкупает тем, что основывается на артефактах, современных исследуемым событиям, ибо обе печати по различным признакам датированы рубежом XI – XII вв.
И, наконец третья версия, основанная на выписках из синодика киевского Выдубицкого монастыря, основанного, к слову, как раз Всеволодом (Андреем) Ярославичем. Сами синодики не сохранились, но в XIX в. из них были сделаны выписки. Вопросом этим занимался Николай Петрович Румянцев (1754 – 1826), государственный деятель и известный собиратель и любитель русских древностей. Насколько добросовестно была скопирована запись из синодика и как она там (в синодике) оказалась – вопрос до крайности сложный, однако сама, дошедшая до нас запись весьма красноречива:
«Помяни господи в блаженной памяти преставившихся рабов своих блаженных и приснопамятных ктиторов и создателей святыя обители сея.
Великого князя Киевского Всеволода и Великую княгиню его царя греческого Константина Мономаха дщерь Анастасию и сынов их великаго князя Киевскаго Владимира Мономаха, князя Ростислава…» Далее перечислены все дети и иные потомки Всеволода Ярославича вплоть до Рюрика Ростиславича.
Как видим, сообщение совершенно недвусмысленное, но насколько можно ему доверять, сказать сложно – все-таки в распоряжении исследователей в данном случае находится лишь выписка из древнего документа, сделанная в XIX в.
Несмотря на такие трудности в определении личности жены князя Всеволода в том, что она являлась дочерью византийского императора, причем на момент свадьбы – действующего, у большинства исследователей сомнения не вызывает. Брак этот очень сильно укрепил авторитет династии Рюриковичей в Европе и, во многом, позволил Ярославу Мудрому в дальнейшем, стать по чьему-то меткому выражению «тестем Европы».
А мы из 1046 г. переносимся в 1053 г. – год рождения первенца у князя Всеволода от его греческой жены. Мальчика назвали Владимиром (христианское имя Василий) и он тут же получил прозвище Мономах в честь деда.
Следующий год, который нас интересует – 1071. В этот год византийский император Роман IV Диоген был свергнут семейством Дука. После свержения и смерти Романа в живых оставались трое его сыновей: Константин, Никифор и Лев, которых узурпаторы пощадили и просто заточили в разных монастырях. Судьбы этих вельмож сложились по-разному. Все они вернулись ко двору, кто-то с воцарением династии Комнинов, кто-то раньше, занимали ответственные военные должности в армии, двое, Константин и Лев, погибли в бою, защищая рубежи империи, в 1073 и 1087 гг. соответственно, а один – Никифор – решил в 1094 г. устроить заговор против императора Алексея I Комнина, проиграл, был ослеплен, заключен под домашний арест и вскорости умер.
Комнины пришли к власти в 1081 году, причем сделали это абсолютно незаконным путем – военачальник последнего императора из династии Дук Никифора III Вотаниата Алексей Комнин просто поднял оружие против своего повелителя, сместил его и сам занял место императора, не имя на это никаких прав, кроме права сильного, поэтому совершенно неудивительно, что вскорости на границах империи появился первый самозванец.
В 1092 году некто, неизвестный по имени, объявил себя Константином Диогеном и начал собирать сторонников для захвата власти. Сначала власти просто посадили его в тюрьму в Херсонесе – подальше от столицы, но он сумел оттуда сбежать, договорился с некими половецкими ханами (в их числе, по некоторым сведениям, был и небезызвестный Тугоркан) и с их войском вторгся во владения империи. Однако, поддержки этот самозванец не имел, в итоге в 1095 г. был захвачен по приказу императора, ослеплен и доставлен в Константинополь. Более о нем ничего не известно, можно только предположить, что вряд ли он прожил после этого долгую и счастливую жизнь.
Второй самозванец возник в 1107 году и не где-нибудь, а в войске Боэмунда Тарентского из дома Отвилей, сына известного по своим многочисленным подвигам Роберта Гвискара, кошмарившего при жизни всю Италию, Сицилию, а заодно и западные пределы Византийской империи, а однажды даже умудрившегося сжечь Вечный Город Рим. Сын, однако, талантов отца не унаследовал и настолько ярко проявить себя не смог. Он, конечно, развязал войну с Византией, провозгласив своего лже-Диогена претендентом на византийский престол, но, покружив по восточному побережью Адриатического моря и постояв немного под Дирахием (совр. Дуррес, Албания), заключил с Алексеем Комнином мир. Куда после этого делся самозванец никто не знает, но никаких серьезных неприятностей в этот раз он византийской империи причинить не сумел.
Бог, говорят, троицу любит. Один самозванец пришел в Византию с востока, другой с запада, теперь, видимо, настала очередь севера. Следующий самозванец, представлявшийся Львом (Леоном) Диогеном, появился в 1116 г. на Руси, причем первое упоминание о нем сразу указывает на него как на зятя Владимира Мономаха. Был ли это тот же человек, что осаждал в 1107 г. Дирахий в составе армии Боэмунда Тарентского, неизвестно. С того времени не прошло и десяти лет. Настоящий Лев Диоген родился в 1069 году, аналогичный возраст должен был быть и у самозванца, то есть на момент осады Дирахия ему должно было быть 37-38 лет, значит в 1116 году ему было бы около 46 лет – возраст вполне себе годный для политических свершений.
Напомню, что самому Мономаху в 1116 году было уже около 63 лет, это был человек, прошедший огонь, воду и медные трубы, повидавший в этой жизни всё, достигший самой вершины власти на Руси, которую удерживала от окончательного перехода к феодальной анархии только железная рука – его и его старшего сына Мстислава. И этот человек вдруг выдает свою дочь за какого-то проходимца, самозванца без роду, без племени? Тут два варианта: либо лже-Леон был настолько талантливым мошенником, что смог провести самого Мономаха, либо, что кажется мне более вероятным, Мономах прекрасно понимал, что имеет дело с самозванцем, но вел какую-то собственную политическую игру, ради которой пожертвовал даже судьбой родной дочери. Понятно, что для властителя уровня Мономаха даже собственные дети – всего лишь инструменты в политической борьбе и родительские чувства к ним у политиков такого калибра могут проявляться весьма своеобразно, но решение о заключении такого брака, вне всякого сомнения, принималось серьезно и взвешено, просчитывались все риски и возможные выгоды от этого мероприятия. И то, что такое решение было все-таки принято, говорит о том, что на самозванца Мономах возлагал серьезные надежды, он должен был стать важной фигурой в политической игре.
Какая это могла быть игра? Попробуем разобраться.
Для начала кратко опишем события этого конфликта, известные нам по русским летописям. Византийские хроники и труды дочери византийского императора Алексея Комнина Анны Комнины (её известный труд «Алексиада», при написании которого она проявила себя весьма талантливым литератором и хронистом), об этих событиях умалчивают, и о причинах этого умалчивания будет сказано несколько слов ниже.
Итак, в статье, посвященной 1116 г. мы впервые сталкиваемся с таким персонажем как «Леон царевич зять Володимерь» который «иде на цесаря Алексия, и вдашася ему городов дунайскых нъколько. И в Дерестере, городе дунайстем, лестью убиста и два сорочинина, посланна цесарем месяца августа в 15 день».
В переводе на современный русский летописное известие могло бы звучать приблизительно так: «Леон царевич, зять Владимира (Мономаха) пошел войной на императора Алексея (Комнина) и сумел добровольно привлечь на свою сторону несколько городов по Дунаю. И в Доростоле, городе дунайском, был 15 августа обманом убит двумя сарацинами, подосланными императором».
В Лаврентьевской и Ипатьевской летописях в этом месте есть небольшие разночтения. Здесь приведена редакция Ипатьевской летописи, в Лаврентьевской летописи самозванец именуется не «царевичем», а «Девгеневичем», то есть сыном Диогена. Иных сведений, относящихся непосредственно к самозванцу Льву Диогену в письменных источниках нет, однако, анализируя всю имеющуюся в нашем распоряжении информацию, можно дополнить его биографию несколькими фактами и предположениями.
Мы точно знаем, что женой лже-Леона была дочь Владимира Мономаха по имени Мария (Марица, Маричка). Эта была старшая дочь Мономаха от его второй жены Ефимии. От этой жены у Мономаха было шесть детей, включая Юрия Долгорукого, последний из которых, Андрей, родился в 1102 г., сама же Ефимия умерла в 1107 г. Дата брака точно неизвестна, однако, предыдущая жена Мономаха, Гида Уэссекская умерла не раньше 1098 г., соответственно, новый брак и рождение Марии не могли произойти раньше 1098 – 1099 гг. Как Ефимия за период самое ранее с 1098 по 1102 гг. умудрилась родить шестерых детей для меня загадка. Однако, в любом случае Мария на момент начала военных действий её мужа против Византийской империи вряд ли была старше 18 лет.
Кроме этого, мы точно знаем, что у этой самой Марии родился сын Василий (когда – неизвестно, хотя понятно, что не позднее 1117 г.), однако, хорошо известно, что погиб этот молодой человек в 1135 году во время битвы на реке Супой в ходе очередной феодальной усобицы на Руси.
Есть еще один факт, возможно, относящийся к личности лже-Леона Диогена.
В 1957 г. жительница села Воинская Гребля, расположенного на месте древнего города Воинь, разрушенного в 1239 г. монголами и так и не восстановленного (сейчас это место затоплено водами Кременчугского водохранилища) нашла и предоставила археологам серебряный позолоченный крест с греческой надписью. Крест датирован рубежом XI – XII вв., то есть, как раз временем Мономаха, а надпись на нем гласит буквально следующее: «Господи помоги рабу твоему Леону». Город Воинь находился на территории Переяславского княжества, отчине Мономаха, так что предположение некоторых исследователей, о том, что Мономах выделил его в кормление своему зятю, не кажется столь уж фантастическим. Леонов, способных заказать себе такую дорогостоящую вещь (а сделана она явно по заказу) на Руси в то время было куда меньше, чем «в Бразилии Педров», а известен нам вообще только один.
Подытожим наши знания.
Итак, некто, называющий себя сыном императора Романа Диогена, в неизвестное нам время (не позднее 1116 г.) прибывает на Русь и оказывается при дворе Владимира Мономаха. Мономах, видя в этом персонаже какие-то политические перспективы, выдает за него свою дочь и, возможно, обеспечивает имением – городом Воинь, находящимся на самой границе Киевской земли и половецких степей. В 1116 г. самозванец, заручившись поддержкой тестя, вторгается в византийские пределы – нижнее Подунавье, развязав, таким образом русско-византийскую войну, где объявляет себя наследником императора Романа Диогена и претендентом на византийский престол. Выбор области вторжения не случаен – император Роман Диоген приходился родственником болгарской царской династии, и самозванец, теоретически, мог также претендовать и на болгарский престол и рассчитывать на поддержку местного населения в этой области. Формально Болгария в этот момент находилась в составе византийской империи, до возрождения её как независимого государства оставалось около семидесяти лет, но сепаратистские настроения в ней не утихали никогда. Возможно, именно этим обстоятельством пытались воспользоваться Владимир Мономах и поддерживаемый им лже-Леон Диоген.
Поначалу дело пошло удачно. Несколько городов, в том числе и достаточно крупный Доростол поддерживают самозванца. Вероятно, именно в Доростоле он устроил нечто типа своей столицы. Однако, вскорости самозванец погибает от рук наемных убийц, подосланных византийским императором.
На что здесь следует обратить внимание в первую очередь? Исследователей заинтересовало следующее обстоятельство. Когда в пределах Византии в 1095 появился первый самозванец лже-Диоген, его сначала просто задержали и отправили в заключение на окраины империи. Затем, после его побега и вторичного задержания ослепили и перевезли в Константинополь, где его следы сразу потерялись. Пусть и по-византийски, но достаточно либерально. С этим же самозванцем разобрались максимально круто. Почему?
Оставим этот вопрос пока без ответа и перейдем к изложению последующих событий, ибо со смертью самозванца война отнюдь не закончилась. Мономах продолжил давление на Византийскую империю, действуя уже в интересах внука – Василия Леоновича, или, как его чаще звали на Руси, Василько Маричича, по имени матери.
В том же, 1116 г. Мономах посылает туда же, в Подунавье, одно за другим два войска: первое под командованием Ивана Воитишича, которому удалось сесть посадником на Дунае (где именно, мы не знаем) и второе под общим командованием своего сына Вячеслава, вместе с воеводой Фомой Ратиборовичем. Этому войску уже пришлось осаждать Доростол, видимо, после смерти самозванца Алексей Комнин времени не терял и сумел вернуть себе захваченные русскими земли. Осада была безуспешной и русское войско вернулось в свои пределы без особых успехов.
Однако, дело не закончилось и на этом.
На следующий, 1117 г. в те же области вторгаются половцы, причем их предводителем был никто иной, как хан Аепа – сват Мономаха и тесть Юрия Долгорукого, то есть «киевский след» этого вторжения был виден невооруженным глазом не только нынешним историкам, но и современникам событий.
Судьба Аепы и его войска оказалась печальной. Правитель Болгарии, подвластный империи, высказал готовность выплатить половцам дань и в знак своих мирных намерений прислал им продовольствие и вино, которое оказалось отравленным. Аепа и вся верхушка половецкого войска, вкусив болгарских даров погибли, остальное войско либо разбежалось, либо было перебито.
В 1118 г. на византийском престоле умирает император Алексей Комнин, его место занимает его сын Иоанн Комнин.
Следующий виток русско-византийского противостояния обозначился в 1121 г., когда в пределы империи по уже проверенному маршруту через нижнее Подунавье вторглись торки и печенеги. Этих византийцы сумели разгромить в «честном бою». Тут, правда, «киевский след» прослеживается уже не столь явно, торки и печенеги перед вторжением были разгромлены в тяжелом сражении половцами и их «вояж» на территорию Византии был в значительной степени вынужденным, но кто знает, какие политические маневры предпринимали стороны этого конфликта и какую роль играл в них Владимир Мономах, который, конечно не мог быть безучастным зрителем происходящих на границах его державы событий?
Видимо, разгром торков и печенегов окончательно убедил и Русь, и Византию в бесперспективности дальнейшего противостояния и стороны перешли к переговорам, закончившимся заключением мира в 1123 г.
Однако, вернемся к двум вопросам, на которые мы так и получили ответов, а именно почему в «Алексиаде» Анны Комнины все эти события не нашли никакого отражения и почему реакция Алксея Комнина в 1116 г. на появление очередного самозванца была столь резкой.
На самом деле оба эти момента могут иметь непосредственную связь между собой и дело тут может быть в следующем.
Восхождение на византийский престол династии Комнинов было абсолютно незаконным. Но ведь свято место не может пустовать, и наследники обязательно должны были себя проявить – отсюда, собственно и самозванцы. Видимо, в первом случае (имеется в виду 1095 г.) самозванство лже-Константина Диогена было очевидным, потому Анна Комнина писала о нем смело и подробно. В случае же с лже-Леоном дело обстояло сложнее, поскольку его поддерживал очень влиятельный и сильный правитель – Владимир Мономах, который и сам имел династические права на византийский престол, причем права гораздо более весомые, чем права Комнинов. При этом, после смерти лже-Леона (а его самозванство было очевидно отнюдь не всем) его гипотетические права переходили к его сыну Василию – внуку Мономаха и, таким образом в этом мальчике объединялись династические права на византийский престол и Мономаха, и потомков Диогена, да еще и родство с болгарской царской семьей. С точки зрения Анны Комнины такой коктейль действительно мог быть опасен для её клана и лишний раз о нем упоминать не стоило.
Второй вопрос – решительная и жесткая реакция Алексея Комнина на появление самозванца – тоже не так прост. Да, Алексей Комнин не страдал сантиментами и расправлялся со своими противниками последовательно и безжалостно, но делал он это все-таки более по-византийски. Ослепить и сгноить в заключении – да, это его почерк. На худой конец отравить по давней византийской традиции. Именно так он поступал в большинстве случаев со своими врагами. А тут какие-то наемные убийцы-сарацины… Да и зачем, если у самозванца на Руси остался сын, наследующий все его, пускай и мнимые, права, плюс права своего деда по материнской линии? В интересах Комнинов было не тайное устранение самозванца, а наоборот, суд над ним, признание его именно самозванцем (в идеале – чтобы сам самозванец на суде признал своё самозванство), «милосердное» ослепление и «естественная» смерть. В данном же случае византийский император (который вовсе не был наивным импульсивным романтиком), получается, собственными руками дал своему противнику Владимиру Мономаху оружие против себя, позволив объединить в лице Василько Маричича все возможные и невозможные права на византийский и болгарский престолы. При этом младенец Василий был абсолютно легитимен как наследник прав своего отца, самозванство которого вовсе не было, а после его смерти уже и не могло быть доказано, и при этом абсолютно недосягаем для Византии, поскольку находился в Киеве. Вывод один: Комнинам смерть самозванца – такая смерть – была абсолютно невыгодна. А кому она была выгодна? Как не странно – именно Мономаху. «Мавр (в смысле лже-Леон Диоген) сделал своё дело (объявил о своём, якобы царском происхождении и оставил официального наследника) - мавр может уйти». Имел ли Мономах возможность организовать такую ликвидацию? Безусловно имел. Более того, ему было многократно проще это сделать, чем тому же Алексею. А действовать от имени малолетнего внука куда проще, чем контролировать хитрого, рискового и непредсказуемого партнера по опасному бизнесу в лице какого-то авантюриста.
Мы не располагаем никакими подробностями этой ликвидации, то, что написано в летописи – вся информация о смерти лже-Леона. Вряд ли кто-то проводил расследование этого события – в виновность императора Алексея сразу поверили все и именно эта версия в итоге попала в летопись.
Сама же цель, которую преследовал Мономах, затевая войну с Византией (а именно он и только он её затеял), в свете изложенного кажется уже очевидной – угрожая действующему императору более легитимным, с точки зрения византийского права, претендентом на престол, вынудить того уступить Василию Маричичу (читай – самому Мономаху) болгарские земли, основав, таким образом, Болгарское царство под властью Рюриковичей. Возвести своего внука на византийский престол можно было бы только при очень большой удаче, на которую, учитывая то, как проявляли себя первые Комнины в роли императоров, он вряд ли рассчитывал.
Почему это у него не получилось?
Не забудем, что сам Мономах был уже в весьма преклонном возрасте и, видимо, осознавая неизбежность конца своего пути, озаботился подготовкой передачи власти после своей смерти. Претендент у него был один – собственный старший сын Мстислав, до этого прекрасно проявлявший себя и как администратор, и как политик, и как военачальник. Именно его права на новгородское княжение новгородцы отстаивали, когда заявили Великому Киевскому князю Святополку Изяславичу, решившему заменить Мстислава на новгородском столе своим сыном Ярославом: «Ежели у твоего сына две головы, присылай его к нам». Для подготовки выбранного наследника к правлению, в 1117 году, через четыре года после своего вокняжения в Киеве Мономах вызывает Мстислава, которому на тот момент исполнился уже 41 год, из Новгорода к себе на юг и дает ему княжение в Белгороде Киевском. Как в свое время сам Мономах замещал престарелого отца в делах, так и Мстислав, по его замыслу должен был постепенно замещать его в делах правления, чтобы передача власти после его смерти прошла максимально безболезненно. При этом он, конечно, прекрасно понимал, что нарушает все обычаи лествичного права (переход власти не от отца к сыну, а от брата к брату) и утвержденные постановления княжеских съездов и, видимо, сознательно провоцировал недовольство в княжеской семье, чтобы заранее пресечь все попытки воспрепятствовать переходу власти к сыну со стороны родственников, имевших на эту власть большее право, в первую очередь, со стороны потомков Изяслава Ярославича, старшего сына Ярослава Мудрого (Всеволод, отец Мономаха, был младшим из триумвирата Ярославичей).
И, конечно, недовольство в среде князей не замедлило выплеснуться наружу. Ярослав Святополчич, тот самый неудачливый претендент на новгородский стол, у которого не нашлось второй головы, на тот момент князь Волынский, тут же почувствовал, что его наследственные права на Киевский стол (а именно он должен был занять Киев после смерти Мономаха, согласно лествичному праву) от него уплывают, поднял мятеж против Мономаха. А что ему оставалось делать? Напомним, всё это происходило в 1117 году, через год после смерти в Доростоле «Леона Девгеневича». Вероятно, Мономах с сыном рассчитывали справиться с мятежом Ярослава быстро, и в самом деле через год, в 1118 г. тот был изгнан из Владимира Волынского, однако борьбу за свои наследственные права не прекратил, хотя и вынужден был в этой борьбе опираться на зарубежных союзников – венгров и поляков. Киевский князь и его старший сын недооценили энергию и политические способности Ярослава, и активность этого князя сослужила хорошую службу Византии – дружины, направляемые на его усмирение в последующие годы, безусловно, пригодились бы на Дунае. Мятеж Ярослава закончился только с его гибелью в 1123 г. В этом же году закончилась и уже давно зашедшая в тупик война Руси с Византией.
Кроме того, сам Мстислав, с 1117 г., безусловно принимавший участие в принятии всех политических решений в Киеве, вероятно, не был сторонником активизации войны за Болгарское царство, у него был свой жупел, своя навязчивая идея – подчинение Полоцкого княжества, что для человека, более тридцати лет княжившего в Новгороде, совершенно неудивительно. Новгород и Полоцк всегда были самыми яростными и последовательными антагонистами друг другу на протяжении всей домонгольской истории Руси, начиная, наверное, с князя Владимира Святославича и его сватовства к Рогнеде Полоцкой.
Последствия войны 1116 – 1123 гг. вовсе не были такими уж значительными, как могли быть, и как они, вероятно, задумывались Мономахом.
Границы государств остались неизменными. По заключенному в 1123 г. мирному договору внучка Мономаха, дочь Мстислава Великого вышла замуж за старшего сына действующего на момент заключения мира императора – Алексея Комнина. Это был очень почетный брак. Алексей, правда, так и не стал императором – он умер незадолго до смерти отца, впрочем, сама Мстиславна умерла ещё раньше, за двенадцать лет до этого.
С заключением мира 1123 г. связана легенда с обретением так называемых «даров Мономаха», включая его легендарную «шапку». Однако, среди современных сокровищ московского Кремля пока не обнаружено ничего, что могло бы быть подарено Владимиру Мономаху Византийским императором Иоанном Комнином в 1123 году – все предметы, приписываемые Владимиру Мономаху, имеют гораздо более позднее происхождение.
Война 1116-1123 гг. была последним русско-византийским конфликтом. Среди военных противников Руси Византийская империя больше никогда не фигурировала. Как не странно, мир, заключенный Владимиром Мономахом и Иоанном Комнином в 1123 г., действительно оказался вечным.
). 